Джеймс Уистлер
(1834–1903)
американский художник
Однажды Уистлер приехал в незнакомый город. Так как это дело было во времена сухого закона, он шепотом спрашивает портье:
– Не могли бы вы подсказать, где можно раздобыть стаканчик виски?
– Видите эту церковь?
– Что? Виски продают в церкви? – удивляется художник.
– Нет, это единственное здание, где нет виски, – отвечает портье.
Морис Утрилло
(1883–1955)
французский художник
Известно, что Утрилло увлекался спиртным и это сказалось на его здоровье. Однажды он обратился к парижскому извозчику:
– Вот вам, любезный, франк, выпейте за мое здоровье!
Извозчик посмотрел на бледного, изможденного клиента и сказал:
– Пожалуй, сударь, вам придется добавить. У вас такой болезненный вид, что одного франка будет маловато.
Иван Иванович Шишкин
(1832–1898)
русский художник
Компания петербургских художников обедала в ресторане. Как водится, пели, пили, веселились. Иван Иванович Шишкин, дававший уроки в Зимнем дворце молодым великим князьям, принялся рассказывать об их бестолковости в учении.
Вдруг к нему подошел агент сыскной полиции и потребовал следовать за ним.
– Да что ты меня пугаешь, – сказал Шишкин. – Я и во дворце то же рассказываю.
И достал пропуск в Зимний дворец. Сыщик немедленно испарился.
Как приятно лет на склоне, с капиталом и в чинах
Развлекаться в Барселоне, позабыв о сединах.
(из кн. К. Ландау-Дробанцевой, об акад. Иоффе)
Говорят, что один из величайших физиков всех времён и народов Лев Ландау до 27-ми лет занимался только физикой, одной физикой и ничем, кроме физики, не познал ни одной женщины и оставался девственником, пока не познакомился с одной девушкой с шоколадной фабрики, которая решила, что этот юноша странный со взором горящим – её судьба. И девушка эта, которую звали Конкордия, наконец, «дала» ему, хотя отдаться такому девственнику было задачей не из простых.
ЭТО произвело на Ландау сильнейшее впечатление, такое, что он возлюбил женщин, и всё, с ними связанное, не менее, чем саму физику! Будучи великим теоретиком, он разработал теорию «счастливой личной жизни мужчины», по которой мужчина ни в коем случае не должен ограничивать себя одной женщиной, а всегда должен стремиться к большему.
- Корочка, - говорил он ей, как честный человек. – Ты пойми, люблю я тебя одну, но любовницы у меня обязательно будут! Ты уж, пожалуйста, мне не препятствуй…
Кора удивлялась такой постановке вопроса, но решила, что это юношеская блажь, которая потом пройдёт, а пока лучше со всем соглашаться. И обещалась давать ему в этом вопросе полную свободу.
Ревновала она его жутко, мучилась, но препятствовать не смела. А Ландау, став известным и знаменитым, вошёл во вкус и не пропускал ни одной сотрудницы и аспирантки.
Приходит однажды Ландау домой поздно, грустный такой…
- Что случилось, Даунька? Что ты заскучал? – спрашивает Кора.
- Да видишь ли, Коруша, эта Вика, моя новая аспирантка, ядерный магнитный резонанс - всё ещё не освоена… - отвечал Дау. - Противная такая, обещала свидание, а сама не явилась.
- Да она же мымра очкастая! - возмущалась Кора. – Зачем она тебе сдалась?
- Нет, Коруша, ты к ней несправедлива! У ней глаза грустные… и попка такая трогательная… Нужно бы её освоить! – грустил Дау. – Ты уж нам на вечер простынки свежие приготовь, приведу её заниматься.
Был у Ландау друг, тоже физик, Женька Лифшиц - толстый, лысый, полная ему противоположность. С ним они в соавторстве писали знаменитый курс теорфизики: Дау диктует, а тот записывает. Вот устанет Дау наукой заниматься, наберёт номер Лифшица и продиктует какой-нибудь очередной параграф, а тот – запишет. Никогда, говорят, не возражал, записывал всё слово в слово. И на гонорары от этого курса купил, между прочим, новую «Волгу». А Ландау ничего не купил - он все деньги раздавал друзьям и нуждающимся.
Кора этого Лифшица терпеть не могла, и считала, что именно он соблазняет её любимого Дауньку. Приедет под их окна на своей «Волге», полной девиц, и кричит:
- Дау, выходи! Поедем физикой заниматься! Экспериментальной…
А Дау с бумагой и карандашом выглянет из окна:
- Да я теорией занимаюсь!
- Поехали, Дау! Смотри, погодка какая, - кричит Лифшиц. - Учёный должен хоть иногда экспериментировать…
- Женька, - отвечает Дау, откладывая бумаги. – Запомни: учёным бывает пудель! И ты вместе с ним... Ладно, иду. Чур, красивые мои!
- Это почему же только твои? – обижался Лифшиц.
- Потому, что я – красивист! А ты – фигурист.
Лифшиц действительно больше любил фигуристых девушек, а Ландау – красивых.
Жена Ландау так этого Лифшица ненавидела, что однажды, когда тот приехал вот так, с девицами, она выскочила из дому с лопатой, да ка-ак огреет ею Лифшица по заднице! Тот как подскочит, как взвоет: «У-уй-й!!», да как помчится по улице, схватившись за ягодицы! Смеху было!
Ландау из окна это видел, много смеялся, а потом и говорит:
- Что это ты, Коруша, с Женькой сделала? Ишь как припустил!
- Да ничего особенного, - отвечает супруга. - Лопатой по жопе угостила.
- Да разве можно так, Корочка?
- Ничего, - говорит. – Это я его проучила. Теперь станет настоящим учёным!
- Ха-ха! – смеялся Дау. – А ведь ты права! Человек становится учёным, если его как следует проучить.
Приходит как-то Лифшиц к Ландау с новым красивым кожаным портфелем.
- Смотри, Дау, какой я себе портфель купил! Хочешь, и тебе такой подарю?
- Нет, Женька, я в баню не хожу, – отвечает Ландау.
- В баню?.. – удивился Лифшиц. – Почему в баню? Это портфель, для бумаг…
- Каких бумаг? – удивился в свою очередь Ландау.
- Ну, вот наш курс теорфизики у меня здесь… Лекции… Да мало ли! – говорит Лифшиц.
- Нет, Женька, у меня бумаг нету… Всё здесь! – сказал Ландау и постучал себя по лбу.
«Вот чудак, - подумал Лифшиц. – В портфеле-то гораздо удобнее хранить!»
* * *
Говорят, когда Ландау и Лифшиц писали «Электродинамику сплошных сред», которая являлась уже 8-м том знаменитого курса теорфизики, то вывод для максвелловского тензора напряжений в анизотропной, да к тому же ещё и диспергирующей среде занял у них страниц примерно сорок. Проработали они над этим выводом до вечера, и разошлись уже поздно.
На следующий день Лифшиц прибежал к Ландау весь взмыленный:
- Катастрофа, Дау! – вскричал он с порога. – Сегодня читал рукопись и пил кофе. И представь: залил наш тензор напряжений! весь вчерашний результат!.. Только начало и конец как-то сохранились… Что делать?
- Пустяки, - отвечал Ландау. – Сделаем, как обычно... Вот есть первая страничка, далее пишем: «после элементарных преобразований становится очевидным, что» - и приводим последнюю.
Была у Ландау любовная связь с одной актрисой из Риги. Отдыхал он с ней на Рижском взморье, ездили и на юг, в Сочи. Актриса была и красива, и страстна, но очень уж хотела его на себе женить, ведь был он к тому времени уже академик! А Дау, как известно, всю жизнь был женат на Коре, и не собирался ничего менять. Вот и пришлось ему, в конце концов, эту актрису бросить.
Но она не унималась, звонила ему из разных городов и плакала в трубку. А однажды приехала на гастроли в Москву и стала звонить ему каждый день, и угрожать, что повесится, если он к ней не приедет. Для деликатного Ландау это было просто невыносимо!
Сам он ехать к ней не решился, а послал своего верного оруженосца Лифшица. Лифшиц приехал к ней вечером в номер и стал её уговаривать не беспокоить больше академика, и вообще забыть его.
- Никогда! – восклицала она. – Никогда я не смогу забыть моего любимого Дауна! моего миленького академиньку! Я лучше уйду из жизни навсегда! Я повешусь! здесь, в этом жутком, холодном номере! И завтра спектакль пойдёт без меня-а!! - зарыдала она в голос.
Лифшиц не знал, что и делать. Напрасно убеждал он её, что Ландау сейчас нездоров, что у него трудные отношения с женой, и вообще, он очень загружен работой по квантовой физике! – дама рыдала, не переставая. В конце концов он сказал:
- Не понимаю, мадам, почему вам нужен именно Ландау? Я, например, тоже физик… И, в отличие от Дау, я, как видите, уже к вам приехать. Разве я не могу его заменить?
- А вы разве академик? – удивилась дама, утирая слёзы.
- Я член-корреспондент, - соврал он, выдавая желаемое за действительное.
Актриса ему поверила, и легенды утверждают, что Лифшицу удалось тогда её утешить. Больше она Ландау не беспокоила.
Потом Ландау узнал, что у той актрисы родился ребёнок, и она осталась с ним одна.
- А не послать ли нам ей тысчонок пять, а, Корочка? – спрашивал он супругу. – Ребёнок-то не мой, конечно, но всё же жалко…
- Нет, милый, она актриса, ей туалеты и драгоценности нужны. Пошли-ка ты ей тысяч десять! - говорила Кора, думая про себя: «Меньше тебе на девиц останется!»
Лифшиц же, как ни старался, при Ландау так членкором и не стал.
